hild_of_vilnius

Не-канон. Ни разу. Можно считать это фантазией Раймонды.

Древней была его кровь, и от фэйри шла.(Анарион)

Не то, что бы он мне нравился.
Скорее, нет.
Совсем нет.
Он не был ни молод, ни красив – и даже не особенно куртуазен. Зато, кажется, был человеком прямым, искренним и простого нрава, чем и походил на моего будущего мужа. Неудивительно – они с эн Аймериком давние друзья, вместе сражались в Святой Земле, и потом, здесь.
Воины, рыцари – настоящие, живые, не приукрашенные. Как есть, а не как в романах – но не менее прекрасны.

А еще было в нем что-то странное, трудноуловимое – как весенние сумерки, как солнечные блики на воде, иней на траве и запах диких яблок. Тайна, загадка – позже я поняла, что это было похоже на ту странную тайну, которая, как настойчиво намекал отец, была во мне – и о которой нельзя было говорить ни с кем кроме него.
Совсем иначе, чем у меня – но, мне кажется, причины этих странностей были скорее схожи.
Впрочем, откуда мне знать?

Он приезжал к нам, в Толозу, еще до войны. Мне было лет тринадцать – увидел меня среди прочих дам и сказал кому-то из своих – посвататься, мол, что ли. Негромко, но я слышала.
- Хотя – бастард – это в ответ на чью-то реплику – достойно ли...
Я не видела в своем происхождении ничего дурного или недостойного, но понимала уже, что этот факт несколько снижает ценность.
Мою, как невесты.
Но она и без того очень высока. И не сказать, что б мне это было важно – от меня тут почти ничего не зависело.

Раймонда даже не обиделась. Какой-то пожилой рыцарь думает, не посвататься ли к ней – или не стоит потому что она бастард. Надумает ли, нет ли – все равно решать не ей, а отцу, она ответит так, как будет нужно.
Отцу и Городу.

Так что не было ни задетой гордости, ни какого-то особого самомнения - но она уже знала, что эти вещи есть на свете и благородной даме принято их иметь.
И понимала, что это важно для отца – а значит, и Города?
Поэтому сказала:
- Со сватовством - к батюшке, он и решит, кто кого достоин, а кого – нет.
А был ли при нем тогда эн Рикьер – не заметила, и после не могла вспомнить...

Больше мы не виделись.
Не знаю, говорил ли он с отцом – скорее всего нет, да и не уверена, что граф был тогда в Толозе. А потом началась война.

...Я думаю, он тоже краем глаза заметил это нечто, эту неуловимую странность – хвойный запах от растертой в пальцах веточки, игра света и тени в лесном ручье, свежий весенний ветер, нагретая солнцем земляника – потому и обратил на меня внимание.

Есть что-то безумно правильное в том, как сплелась эта нить. Тогда отец, скорее всего, счел бы, что эн Аймеригет недостаточно богат и знатен – а через семь лет отдал меня за его вассала, у которого и малой части того не было.
Не знаю, как сложилась бы семейная жизнь с эй Аймериком, и каким мужем был бы – эн Рикьер оказался замечательным.
И все же иногда проскальзывает мысль, что если бы Аймерик тогда посватался, а отец дал согласие, и если бы мы успели зачать дитя – он или она унаследовали бы эту легкую, ускользающую странность, неуловимую загадку – эхо песни в горах, отражение луны в колодце, шепот вековых деревьев, стая птиц, взлетевшая в осеннее небо, когда непонятно почему тоскливо сжимается сердце, одинокая свеча в окне...

Но Бог судил иначе.
Что ж, Ему виднее.